— Кумар, я боюсь, — прошептала Карина, потянув его за руку. — Пойдем.
Но молодой человек пребывал среди звезд. Он приоткрыл рот и прижался головой к звучащей ленте, загипнотизированный ее музыкой, словно пением сирены. Рассерженная и испуганная Карина пересекла покрытую фольгой льдину и остановилась на знакомом теплом песке, дожидаясь возвращения друга. Тот не заметил ее исчезновения.
Он услышал нечто новое. Последовательность нарастающих нот будто пыталась привлечь его внимание. Невыразимо грустная и далекая мелодия… Так звучали бы фанфары, если бы их смог исполнить струнный оркестр.
Гул приближался, становясь все громче. Кумар в жизни не слышал более волнующего звука. Восхищенно застыв, он представлял, как что-то мчится по ленте ему навстречу…
Он понял, что происходит, на мгновение позже, чем следовало. Парня швырнуло на золотую фольгу, и ледяной блок зашевелился под ним. Кумар Леонидас в последний раз увидел внизу хрупкую красоту спящей планеты и запрокинутое к небу лицо девушки, охваченное ужасом. Она запомнит это мгновение до смерти.
Прыгать было слишком поздно. Маленький Лев вознесся к безмолвным звездам — беззащитный и одинокий.
У капитана Бея хватало своих проблем. Он обрадовался возможности переложить внезапно возникшую задачу на чужие плечи. Вряд ли кто-то справиться с ней лучше Лорена Лоренсона.
Лейтенант-коммандер прежде не встречался со старшими Леонидасами и боялся визита к ним. Мирисса предложила сопровождать его, но Лорен предпочел отправиться один.
Талассиане чтили родителей. Молодые старались поддерживать и радовать старших. Лай и Никри Леонидас жили в маленькой замкнутой колонии на южном побережье острова. В их распоряжении имелся дом на шесть комнат, оборудованный всей мыслимой бытовой техникой. У них обитал даже домашний робот — судя по наблюдениям Лорена, единственный на Южном острове. С первого взгляда он дал бы старшим Леонидасам по семьдесят земных лет.
После обмена приветствиями пожилая пара с гостем уселись на крыльце, глядя на море. Робот суетился рядом, поднося напитки и тарелки с разнообразными фруктами. Лорен заставил себя съесть несколько кусочков. Наконец он набрался смелости и взялся за самую тяжелую задачу в своей жизни.
— Кумар… — Имя застряло в горле. Пришлось начать снова. — Кумар все еще на корабле. Я обязан ему жизнью. Он смертельно рисковал, спасая меня. Сами понимаете, я сделал бы что угодно…
Он снова запнулся. Затем, стараясь говорить по возможности кратко и по-научному, подражая главному врачу Ньютон во время инструктажа, Лорен продолжил:
— Тело практически не пострадало. Декомпрессия была медленной, а замерзание мгновенным. Он находится в состоянии клинической смерти, как и я несколько недель назад… Однако ситуация иная. Мой организм успели оживить, прежде чем пострадал мозг. Потому выздоровление стало вопросом времени. Однако на восстановление Кумара ушли часы. Физически мозг не поврежден, но активности нет.
С помощью передовых технологий его можно вернуть к жизни. Судя по записям, в истории земной медицины подобные случаи встречались. Вероятность успеха шестьдесят процентов.
Возникает дилемма, суть которой капитан Бей просил честно вам объяснить. У нас нет ни опыта, ни оборудования для такой операции. Но возможно, через триста лет…
Среди сотен медиков, спящих на корабле, есть около десятка специалистов-нейрохирургов. Присутствуют и техники, способные собрать любое мыслимое хирургическое оборудование или систему жизнеобеспечения и работать с ними. Все, чем обладала Земля, снова будет нашим вскоре после высадки на Саган-два.
Он помолчал, давая Леонидасам осознать услышанное. Робот воспользовался неподходящим моментом, чтобы услужить, но Лорен от него отмахнулся.
— Мы готовы… Мы были бы рады забрать Кумара с собой. К великому сожалению, не в наших силах сделать больше. Гарантий нет, но, возможно, когда-нибудь он снова будет жить. Обдумайте мои слова; времени достаточно.
Старики молча переглянулись. Лорен смотрел на море, размышляя, насколько спокойно и мирно оно выглядит. Он не отказался бы провести здесь преклонные годы, посещая иногда детей и внуков…
Как и повсюду в Тарне, в этом месте все напоминало о Земле. Вокруг не было видно талассианской растительности. Деревья казались удивительно знакомыми.
Однако не хватало одной детали. Лорен понял, что вопрос занимает его давно — с тех пор, как он спустился на планету. Внезапно, охваченный грустью, он вспомнил, чего именно ему недостает.
Здесь не обитают парящие в небе чайки, чьи горестные крики вызывают столько воспоминаний…
Лай Леонидас не обменялся с женой ни единым словом, но Лорен знал, что они все решили.
— Мы признательны за предложение, коммандер Лоренсон; передайте благодарность капитану Бею. Времени на размышления не нужно. Мы потеряли сына навсегда.
Даже если все получится — а гарантий, по вашим словам, нет, — он проснется в странном мире, зная, что никогда больше не увидит дом. Все дорогие ему люди умрут за столетия до воскрешения. Это невыносимо. Вы хотите добра, но для Кумара жизнь станет мукой.
Мы знаем сына. Правильнее будет, если вы отдадите его нам. Он должен вернуться в море, которое так любил.
Других слов не требовалось. Неодолимая тоска охватила Лорена. Вместе с тем с плеч будто свалилась огромная глыба.
Капитан-коммандер исполнил долг. Иного решения он не ожидал.
Маленькой, так и не достроенной байдарке предстояло совершить первое и последнее путешествие.
До заката она стояла у кромки воды, омываемая ласковыми волнами спокойного моря. Лорена тронуло, но не удивило количество людей, пришедших отдать последние почести. Присутствовала вся Тарна. Многие прибыли из других поселков Южного и даже Северного острова. Кого-то привлекло лишь болезненное любопытство. Столь впечатляющий и уникальный несчастный случай потряс всю планету. Лорен никогда не видел такой искренней скорби. Он не подозревал, насколько глубоко способны талассиане чувствовать и сопереживать. В мозгу крутилась фраза, найденная в поисках утешения Мириссой: «Маленький друг всего мира»[2]. Происхождение цитаты затерялось в веках. Никто не догадывался, что за мудрец и в каком столетии сохранил ее для будущих поколений.
Молча обняв Мириссу и Бранта, он оставил их наедине с многочисленной родней Леонидасов, собравшейся с обоих островов. Не хотелось встречаться с незнакомыми людьми. Лорен знал, о чем думают многие из них. «Он спас тебя — но ты не спас его». Бремя это ему предстояло нести всю оставшуюся жизнь.